АРКАДИЙ САРЛЫК

 

 

4. ОТРАЖЕНИЕ

 

Нарцисс не сразу был влюблён

В себя - не сразу.

Сперва он фразой был пленён,

Всего лишь фразой:

 

"Вы посмотрите, как хорош,

Как элегантен!"

Он обернулся: листьев дрожь

И светлых пятен.

 

Он не заметил двух дриад,

Лишь слышал шёпот.

Одна забилась в олеандр,

Другая - в тополь.

 

Он не увидел их хвостов

И гнутых рожек.

А, между тем, угас восток,

И запад ожил.

Кружились сонные листы,

Мир шёл на убыль.

И вечер с ночью был  на ты,

Играли трубы.

 

Гулял с вакханочками Вакх,

Сатиры пели,

И все дриады на ветвях

На них глазели...

Нарцисс на камни у ручья

Лёг без движенья.

К себе он долго приручал

Лик отраженья.

 

Смотрел ему глаза в глаза,

Пил губы в губы,

Шептал, откинувшись назад:

"Тобой погублен!.."

 

От шутки глупеньких дриад,

Такой наивной,

Не видел звёзд он мириад,

Плакучей ивы.

 

В её ветвях не слышал нимф,

И только Эхо

Следила с нежностью за ним

Без слёз и смеха.

 

 

    ПОЕДИНОК

 

Ты мой недобрый гений,

Я твой незлой соперник,

И нет моих сомнений,

Что я твой Сорок первый.

 

Так ненавидишь люто,

Так преданно, так странно -

С тобой мы почему-то

Два лагеря, два стана.

 

Когда нам встреча выпадет

Решительная с третьим,

Твоя винтовка выпалит,

Не дрогнув перед этим.

 

В упор ударит с тыла,

И станет свет пунцовым,

И слепо мне в затылок

Влетит слепень свинцовый.

 

Я упаду, хватаясь

За синеокий воздух,

И ты, с лица святая,

Тихонько встанешь возле.

 

Увижу, как ложатся

На воду зноя блики,

И чайки закружатся

В невыносимом крике.

 

Когда же я застыну

До ужаса, до нерва,

Ты скажешь: "Мой постылый,

Моя любовь, мой Первый!"

 

Два лагеря, два мира.

Как жизнь проходит быстро!

Ничто нас не помирит,

Ну разве только - выстрел.

 

 

     ПОГОНЯ

 

С утра в ожидании чуда,

Такая, представьте, причуда,

Воли, Женщины, Слов совершенных.

Ладони пусты совершенно.

Страница чиста и бела -

Такие дела.

 

Бездонною ночью, не странно ль? -

Все та же нелепая странность:

Во сне ожидание чуда.

А чудо одно лишь покуда -

Проснёшься - бела голова...

Такие дела.

 

Жизнь канула - экая жалость,

Что чудо в пути задержалось,

Иль мимо прошло - пролетело?..

Белеется плоское тело -

Надежда с дыханьем ушла,

С последним.

Такие дела...

 

Но во мраке неведомом сердца

Открылась беззвучная дверца,

Вдруг слышу в летучем испуге

Я ржанье коня, звон кольчуги,

И скрип сыромятной подпруги,

И смех стародавней подруги,

Такой молодой и упругий,

Что сами раскинулись руки,

А кони грызут удила -

Хрипят изумлённые кони,

Поют напряжённо ладони -

О, если б я что-нибудь понял! -

А я всё даю шенкеля,

И мчусь я за звонкой строкою,

Такой удалой и спокойный -

Погоня шальная, погоня,

Однако такие дела,

Что к чёрту сейчас окачурюсь -

Так вот оно, чувствую, чую:

Пошёл, отделяюсь, лечу я -

Однако, была не была!..

 

И вот оно - жгучее чудо,

Прощального мига причуда...

"Велий еси, Господи, и чюдна

Дела твоа!" *

 

* Из "Слова о Законе и Благодати" Илариона

 

 

 

 

    СПАСИБО, ПИЛАТ

 

Из ржавого крана - ржаная тоска,

И полночь без края, и кровь у виска.

Не кривдою прошлой, не правдой заклят -

Знать, Богом ты проклят, о Понтий Пилат!

 

Мой сад Гефсиманский - ночной Рубикон.

Столетья без ласки взирать мне с икон.

Но ржавые гвозди, тупая пила -

Быть может, не поздно, о Понтий Пилат?

 

Умывшему руки водой из реки

Простят мои муки, отпустят грехи,

Апостолы скажут ему: "Исполать!.."

Меня уже вяжут, о Понтий Пилат!

 

С вершины Голгофы, с вершины креста

Усмешкой Горгоны змеятся уста,

Устали ладони, и жажда, как яд -

О, если б ты понял, о Понтий Пилат!

 

Как ты дальновиден, не ждет тебя ад,

Красны твои вина, прекрасен твой сад,

Кровавый мой жребий, пустыня бела -

Копьё бы меж ребер!..

Спасибо, Пилат!!

 

Уходит дыханье, кончается боль.

Я - символ страданья, ты - символ другой:

С лицом сибарита, у губ - пиала...

И всё же спасибо, мой Понтий Пилат!

 

 

 

         ГОРОДСКАЯ БАЛЛАДА

 

Кто погиб подо Ржевом, а меня на закате

Пухлый мальчик трёхлетний застрелил на Арбате.

 

Взял берёзовый прутик и, прицелившись - ишь ты! -

Деловито и важно в грудь мне выстрелил трижды.

 

"Пиф-пуф-паф!"- мне сказал он. Я послушно споткнулся,

Молча взялся за сердце и ему улыбнулся.

 

И пробитое тело с удальством скарабея

Потащил по Смоленке, с каждым шагом слабея.

 

По пути в гастрономе, чтобы сила не гасла,

Я купил себе хлеба, и купил себе масла.

 

И купил в промтоварах голубые носки,

Чтобы сердце не мерзло от внезапной тоски.

 

Так до ночи метался по Москве по метельной.

Дома в зеркало глянул, вижу - рана смертельна.

 

Ты за что меня, мальчик, мой стрелок незнакомый -

Божий суд, иль исполнил приговор исполкома?..

 

Не за то ль, что прадедову продал картину

И уже больше года не плачу за квартиру?

Что семейного лона разорвав пуповину,

Так давно я не видел свою дочку Полину?

 

Что в базарной толкучке - ещё злоба свежа! -

Я в руке у поганца испугался ножа?

Зато в школьной колонне, маску паиньки скинув,

Я на спор ловко плюнул Симке Левиной в спину,

 

А в семь лет, от восторга и страха глупея,

Я украл у бабуси девяносто копеек!..

 

Так по лестнице тайной спускаясь всё глубже,

Я в шкафу фотографию вдруг обнаружил:

 

Садик наш городецкий, что казался безбрежным;

Там сижу я в качалке и щекаст, и безгрешен

 

И с недетской печалью без игры и азарта

Тонкой веточкой целю в своё тёмное завтра.

 

Там чернильная надпись: "Бог в помочь, сынок"...

Я узнал тебя, мальчик, мой румяный стрелок!

 

Уроженец нездешний, ты со мной не слукавил -

Ты мой Каин безгрешный, я арбатский твой Авель.

 

    МУЗА ОКУДЖАВЫ

 

Когда я выпью, я трезвее

Сужу о женщинах и жизни.

Как выпью - горести развею,

Как старый князь на пышной тризне.

 

Всё знаю: женщины доступны,

А жизнь - приходы и уходы.

Что в скалах всюду есть уступы

Их очень разрушают годы.

 

Веселье лучше, чем кручина,

Таинственность сейчас не в моде.

Что солнце ярче, чем лучина,

Уж верно при любой погоде.

 

Что трудно просыпаться рано,

Ещё труднее спать ложиться.

Шашлык вкуснее из барана,

А из курортов лучше Ницца.

 

Что сущность века - "time is money",

А лампа - признак Алладина.

Что классика уж не обманет -

Читать её необходимо.

 

Что Волга рано или поздно

Каспийское отыщет море -

Что жизнь идёт, как скорый поезд,

И разнесёт любое горе.

 

И в этом вихре истин старых

Сижу весёлый, моложавый,

И карусель моей гитары

Вращает муза Окуджавы...

 

А утро вновь наложит вето

На всё, что знают ортодоксы,

И все вчерашние ответы

Вновь перекинутся в вопросы.

 

1.              7007 КМ

 

Заглянет в билет проводница,

Чуть дрогнут ночницами веки -

Наверно, ей лица, как блицы

Иль километровые вехи...

 

Нет в мире прилежнее дела,

Чем щуриться в зыбкую даль

И, вытянув руки вдоль тела,

Боками прокатывать сталь...

 

За окнами стынут пространства,

И звёздные дышат поля,

И сказку несбыточных странствий

Бормочет спросонок Земля.

 

И вот уже в облачных высях,

Спеленут, как в бочке Гвидон,

Плывёшь ты, как он независим,

Бог даст, и удачлив, как он.

Почуя под локтем опору,

На эти миры и на те

Летишь ты светло и упорно

В кромешной своей темноте.

Себя беспощадней Прокруста

От трещин на пятках до звёзд

Растянешь до костного хруста

На тысячу версий и вёрст.

 

Но тянешься дальше и выше,

От этой планеты до той -

Стопами на витебских крышах,

У губ твоих Рог Золотой!

Ты свищешь, пространствами болен,

Сквозь сумрак ночей и годов

От Семипалатинских боен

До Семирамиды садов.

 

Всё вьются две узкие ленты -

Окончишь, смотать не забудь

Семь раз перемерянный кем-то,

Тобою отрезанный путь.

 

Покуда ж ещё не приехал,

И в ножны тебе не с руки,

Ты только певучее эхо

Гремящей, как поезд, строки,

 

Ты точно тире навесное

В ещё не пришедших стихах -

Небесный журавлик весною

В обмен на синицу в руках!..

.................

_ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _

.............

 

Я выйду к титану напиться

Наощупь, слепой, как слеза -

Заглянет в лицо проводница

И снова опустит глаза.

 

Я вспыхну: "Вам лица, как блицы -

Мелькнёшь и исчезнешь навек...

И всё ж-таки так не годится,

Как пыль, меня стряхивать с век!

 

Пока во мне корчатся строфы,

С железом войдя в резонанс,

Свинцовая тень катастрофы

Затменьем находит на нас.

 

Уже, точно призрак по ветру,

Сигналов и признаков без,

Семь тысяч седьмой километр

Промчавшись, наш поезд исчез.

 

Ломая законы и меры,

Как в детстве часы у отца,

Сквозим мы сквозь горы и эры,

Как будто бы свищем с крыльца.

 

В компьютерах плавятся клеммы,

Диспетчер дисплей расколол,

Решая безумную лемму,

Глотая в сердцах корвалол.

 

"Где поезд, - он шепчет, - где поезд?"

И вот, от бессилья устав,

Бросается с места на поиск

В железнодорожный устав..."

 

Девица смеется: "Не врите,

Тут вам не кабак и не сквер.

За звёзды вы все говорите,

А сами - живете в Москве!"

 

"Голубушка, в окна взгляните!

Смертельна такая езда!

На рельсы скорей опустите,

Срифмуйте  земля и  звезда !.."

 

В окне нереально и жутко

Пульсарами небо цвело,

И было совсем не до шуток,

Обоим дыханье свело

 

От этой космической праны...

И, ахнув в оконный  экран,

Девица рванулась к стоп-крану

И молча рванула стоп-кран!

 

Была бы иль нет катастрофа,

Бог знает... Но было ЧП:

Баулы порхали, как дрофы,

Летала старушка в чепце.

 

Пришли ревизор и начальник,

И грозный составили акт,

А мы с проводницей молчали

И жали плечами не в такт.

 

Вставало на цыпочки утро,

Ещё не совсем рассвело,

Деревья наивно и мудро

Взирали на наш "НЛО",

 

Толпясь по колено в тумане...

И зная, что это обман,

В последнем дремотном дурмане

Я на руки взял, как в романе,

Девицу, и вынес в туман.

 

Тревожилась ранняя птица -

Окликнет из чащи и канет...

Как сладко, как бережно спится

Под звяканье ложки в стакане!

 

Но стуки протяжнее стали,

Бельё проводница сдала -

Наш поезд из рельсовой дали

Катился в земные дела.

 

И дал я на чай проводнице

За чай и несбывшийся сон,

Взял в руки себя, как синицу,

И - вышел на людный перрон.

 

ЭТОТ ПРОМЫСЕЛ БОЖИЙ

 

Мы в тайге и стар, и молод

Кедры бьем под вздох.

Колот - он такой же молот

И лесной молох...

 

Уходили в тайгу, как идут на рожон,

И шутил сибиряк, спирт запивши водой:

"Ох, достанется нам на орехи от жен,

Коли мы без орехов вернёмся домой!.."

 

Этот промысел божий в зелёном краю,

Гулком храме таежном,

Там, где кедры гудят и, качаясь, поют:

"Помолись

о своём невозможном!"

 

От рассветного колкого холода

До поры, когда капают свечи,

Я раскачивал колокол колота,

Созывая безмолвное вече,

 

И, оглохнув от стука, в припадке тоски,

Муравьиного рвения полон и слеп,

Этих вечных колонн отбивая куски,

Добывал я свой “праведный” хлеб.

 

И уже в темноте на вершину горы

Я поднялся, весь путь устилая щепой,

И почуял тепло от янтарной коры,

И к Последнему Кедру прижался щекой...

 

Бледным студнем дрожала вокруг тишина,

И так густо и медленно время текло.

Высоко над землею зияла луна,

Да мерцали снега, как сухое стекло.

В ледяной тишине опускалась зима,

Словно белая птица, подбитая влёт!

Я ударил об землю и колот сломал,

И не стёр со щеки замерзающий пот.

 

Тек из кедра, клубясь, чёрный жар в небосвод,

Остывала тайга в серебристой пыли -

То ли это открылся земной теплород,

То ли я оборвал пуповину Земли?..

 

Лютый холод железом мне стиснул виски.

С губ прозрачный комочек скатился на лёд.

И над белой землёй, одурев от тоски,

Лишь последний со скрипом летал самолёт.

 

 

 

В ОЖИДАНИИ ПОТОПА

 

Стоишь, прислонясь к косяку,

И ждёшь напряженно ответа,

Что будет на нашем веку,

И что нам осталось от века?

 

Вдруг странный, мальчишеский гром,

Свежо, неуклюже и бодро,

Играя разбитым ведром,

Ударил в бездонное вёдро.

 

И там, где метели мели,

Крутя переулками сальто,

Мурашками вешней земли

Пошли пузыри по асфальту.

 

И я не ответил тебе,

Что, в общем, немного осталось -

Лишь наледи в нашей судьбе

Да век вековая усталость...

 

Мы выйдем в молчанье под дождь,

Кипящий под кипенью мая,

Набойками стертых подошв

Ледок между нами ломая.

 

Дождь будет так яростно прост,

Как ветхозаветная проза.

Поэзия - это вопрос,

Точней, безответность вопроса...

Ты струи губами лови

В предчувствии знойного лета.

Поэзия - выше любви,

Поскольку не ищет ответа.

 

В смятенье гляжу на тебя -

Ты, с каждым движеньем другая,

Тяжёлые стебли дождя,

Как водоросли, раздвигаешь.

 

Все дальше, все выше - туда,

Где гаснет фальцет риторический,

Где зреет заряд электрический,

Где рушится с неба вода.

 

Плывём, будто Спас на Крови,

Не чувствуя землетрясенья, -

Поэзия выше любви,

Поскольку не ищет спасенья!

          

                   СОН

 

Я умираю. Я лежу в постели.

Я чувствую: разрезан мой живот.

Мои кишки намотаны на теле,

* Как змеи Лаокоона и его

Сынов несчастных. Я лежу, и тлеет

Одна лишь мысль, с которой умираю.

Одна лишь мысль, что умираю, еле

Просачивается, как привет из рая.

Но знаю я, что мне необходимо

Найти могилу женщины, старухи.

И я встаю, вхожу в собор, могилу

Ищу, стараясь меж могил не рухнуть.

Собор огромен, и повсюду плиты.

И голос сверху: "Здесь ты ходишь зря!"

И я упал, весь холодом облитый,

Немного не дошед до алтаря.

 

          ОДИННАДЦАТАЯ ЗАПОВЕДЬ

 

Десять заповедей Христос

Повторял апостолам.

Загоняя внутрь стон,

Бил ладонью по столу:

 

"Не убий!" - шептал врагам,

Умирая.

"Не предай!" - кричал друзьям

Из врат рая.

"Не желай жены чужой!"

"Не укради!.."

И пошел на крест герой -

Чего ради?

 

Без полста две тыщи лет

Нет ни дня, ни ночи нет,

Чтоб не убивали,

Чтоб не воровали,

Чтобы не желали,

Чтоб не предавали...

 

Я за заповедь одну -

Хоть в огонь, а хоть ко дну,

Дымом вверх и камнем вниз:

"НЕ УНИЗЬ!"

 

           СКЛЕЕННЫЙ РОЖОК

 

Прощальный кину взгляд на стол, окно и ложе.

Я возвращусь - когда, узнаю, полюбя.

Но я уже не тот, мой милостивый Боже,

Как на путях твоих мне отыскать себя?

 

 

Здесь было хорошо - быть может даже слишком,

Но мой куражный дух, как бражный дух бродил.

И как в кастрюле пар приподымает крышку,

Я вышел из себя и больше не входил.

 

Ну можно ли играть с самим собою в прятки?

Бездушно тело здесь, душа бездомна там.

В чём держится она, когда уходит в пятки,

И долго ль мне блуждать за нею по пятам?

 

Незримая бредёт, заглядывая в лица,

Ища средь них своё, сиротства не тая.

Так двадцать лет пройдёт, и двадцать зим продлится,

Пока ей на пути не повстречаюсь я.

 

И мы переживём неловкую минуту,

Тягучую, как сон, сходясь за пядью пядь.

И будет нам смешно и горько почему-то,

И будет солнце плыть в вечернем небе вспять.

 

И я войду в себя, как конь троянский в Трою,

Как поздний Одиссей в Итаку по весне.

Как склеенный рожок, я сам себя настрою

На детство - чтоб светлей, на юность - чтоб ясней.

 

           КОГДА ИСЧЕЗНУ

 

Вдруг вошла в меня боль непонятная

Посредине надсадного дня -

Рентгенолог, взгляните на пятна,

Что за пятна в душе у меня?

 

Мне достались они по наследству

Иль причина - сквозняк у окон?

Снежный скрип городецкого детства

Иль Москвы телефонный трезвон?

 

Из какой азиатской пучины,

И с каких европейских орбит?

От курганной славянской кручины

Или древних синайских обид?..

 

Знаю, ветер сметёт одинаково

Пыль великих и малых имён.

Так зачем же, сутулясь, как раковина,

Я вдыхаю печали времён?

 

Для того ль, чтоб, когда я исчезну

И из почек рванётся листва,

Зрел целительным соком болезненно-

Терпкий ком моего естества?

 

ТИХО В ДЕРЕВЕНЬКЕ ТОЙ

 

Тихо в деревеньке той - у реки,

Чуть примята в колее трын-трава...

Что же вы наделали, старики,

Что старухи ваши тащатся по дрова?

 

У одной мужик в реке утонул,

У другой - от самогона сгорел.

А у третьей как ушёл на войну,

Так случайно угодил под растрел.

 

У четвертой - молча вынес ружьё

И устроил сам себе благодать...

Что же вы наделали, старушьё -

Стариков-то ваших так давно не видать?!

 

О московских новостях распросив,

Разбрелись они по шатким дворам...

Что же мы наделали - на Руси

Не кричит по-петушиному детвора!

 

Тишина той деревеньки окрест,

Будто призраки живут в тех местах...

И доколе ж им нести этот крест?

Ну, конечно - до погоста-креста.

         

              В Д О В А

“...И прилепится к жене своей;

И будут одна плоть.”

Бытие

 

Прошёл как не было денёк,

Я расплела седую прядь -

В окно гляжу, как, одинок,

Траву колышешь ты опять.

 

Какая жёлтая трава,

Желтее осени моей!

И не найти уже слова

Ни о любви, ни о войне...

 

Стояла темная беда

В холодном северном краю,

И колыхалась лебеда

У косогора на краю.

 

И ты, нахохлившись, стоял -

Не разнимал продрогших рук.

Вдруг, обернувшись, мне сказал:

"Гляди, застынешь на ветру."

 

И протянул ко мне ладонь,

Как будто знал, что там, вдали,

Тебя в упор слепой огонь

Лишит и тела, и земли.

 

И я, услыша, обмерла,

Ты пронизал меня, кажись.

Но я тогда же поняла,

Что всю оставшуюся жизнь

 

Я буду здесь одна стоять

С твоею тенью на юру,

Чтоб были вместе ты да я

На этом свищущем ветру...

 

Покуда я жена твоя,

Я память, я трава твоя,

Я тело и земля твоя

На нашем ледяном ветру.

 

КВАДРАТУРА НОЧИ

 

Ох, как медленно тянется ночь до утра!

По песку мирозданья секунды шуршат -

С каждым шагом протяжней разлука.

И томительно-длинное чувство утрат

Разъедает нутро, точно едкий нитрат -

Ни огня... и ни звука.

 

Упираюсь глазами во тьму без теней.

Из неё выпадая, чернеют в стене

Два холодных оконных квадрата.

То ль безумный художник их намалевал,

То ли в памяти млечной бездонный провал -

Ни звезды... ни возврата.

 

Я твержу, то что в детстве когда-то открыл:

Человек никогда не рождался без крыл,

Хоть бывает без зренья и слуха.

Так вставай и иди в свой прощальный рассвет,

Если детства последний рассеялся след -

Ни пера... и ни пуха!

 

СОЗДАВАЯ БОГА

 

Как смерть нас угнетает!

Мы хотим

Бессмертными остаться,

Навсегда.

И это есть - душа.

Нет Бога - Зороастра, Иеговы,

Аллаха, Будды, Вишну

И других -

Есть символ ожидания бессмертья,

И это ожидание - душа.

Душа сама есть Бог,

И, создавая Бога,

Лишь страх свой и беспомощность являет

Перед незыблемой завесой смерти -

Беспомощный мой Бог - душа!

 

Любовь - её прямое воплощенье -

Могучее дитя у робкой женщины,

Не правда ли? -

В Природе,

Великой матери всего живого,

Бессмертье есть слепое, неразумное,

Но также трепетное и живое.

Летит пыльца альпийскими лугами,

И споры прячутся в ущельях Чомолунгмы,

И сладким молоком молоков

Бессмертье проливается у рыб,

Стадами гибнущих на дальних островах -

Я это видел! -

И семенем клокочет у зверей.

А человек?

Беспомощен, как червь,

Как глыбы, он ворочает слова:

Бессмертье, Бог, Душа, Любовь,

Сооружая башню Вавилона...

 

Но дан ему источник - Красота,

И он к ней припадает в забытьи,

Живой водою пополняя силы.

Он сам её придумал,

Сам же пьёт,

И часто, захлебнувшись, умирает,

Но жизнь идёт -

Безмерна, как река,

Когда в великий Океан она впадает.