Г.ФИЛИМОНОВ
ИГРА В ВОЙНУ.
Весенние каникулы... Солнце, спохватившись, что недодало тепло зимой, старательно греет землю. Но на улице пока прохладно. Лучше сидеть у окна и листать книгу. Тепло, уютно. Мама на кухне печет лапшевник. Дразнящий запах пробирается в комнаты и не дает читать. Юрка не выдержал и побежал к ней.
- Ой, мам, как вкусно пахнет!
- Уже проголодался, - улыбнулась мама. - Ну, садись.
Юрка мигом оказался за столом.
- А лапшевник?
Мама вытащила из духовки сковородку и поставила ее на плиту.
- Пока борщ не съешь, лапшевник не получишь.
Юрка знал, что это не пустая угроза, поэтому схватил ложку и принялся опустошать тарелку с борщом, глядя, как мама делит лапшевник.
Сначала она провела ножом посередине. Затем разрезала одну из половинок на три части.
- Вот это будет тебе. Это Маше. А это Володе.
- А тебе?
- А я не хочу. Пока готовила - наелась.
Оставшуюся половинку она аккуратно уложила в пол-литровую банку.
- А это отнесешь Любе в больницу.
- Да, ей так много, - слегка надувшись, протянул Юрка.
- Бессовестный ты, Юра, - устало вздохнула мама. - Люба уже целый месяц в больнице лежит. Соскучилась, наверное, по домашней еде. И подружек угостить нужно. А тебе для родной сестры лапшевника жалко стало. Эх, ты!
- Да я пошутил, мам, ну чего ты? Мне правда не жалко. - Юрка вылез из-за стола. - Хочешь, я прямо сейчас пойду в больницу? - Заглядывал он маме в глаза.
Она уже как будто не обижалась. Закрыла банку полиэтиленовой крышкой и вручила ее Юрке.
- Вот и правильно. Сходи, пока он еще теплый. А свой потом съешь. Я его полотенцем накрою, чтобы не остыл. Маша, Вова, - позвала она в окно старших, - идите обедать.
Через минуту они примчались. Маша преградила Юрке дорогу.
- Куда это ты собрался?
- Пусти, - Юрка ловко проскочил у нее под рукой, - я к Любе в больницу.
- Передавай привет, - бодро сказал Вовка и одновременно отвесил ему щелбан.
- Мам, а Вовка дерется, - крикнул Юрка, захлопывая за собой дверь.
- Ябеда! - донесся из квартиры дружный вопль.
Юрка выскочил на улицу, прижимая к себе теплую банку с лапшевником. Больница, в которой лежала Люба, была совсем рядом, в соседнем квартале, напротив парка. И теперь он шел и размышлял о том, чем больничная еда отличается от домашней. Люба рассказывала, что молоко им дают кипяченое, с противной пенкой, а манная каша, если не подгорит, то с комками. А лапшевник - это домашняя еда, мама готовит его очень вкусно, и если есть не спеша, то можно представить, что ты не в больнице, а дома... Он не попросит у нее ни капельки. Разве только попробовать.
Уже почти подходя к больнице, рядом с парком, он увидел недавно выкопанную глубокую канаву. На дне лежала огромная труба, обернутая очень плотной бумагой. Канава была сухая и рыжая от глины.
Юрка спустился вниз, похлопал по трубе рукой. Нагревшись на солнце, она излучала ровное и спокойное тепло.
"Очень уютный окоп" - подумал Юрка. Он подобрал со дна два большущих камня, положил их на трубу и выглянул из канавы. Сейчас из парка на него поедут танки. Так и есть, один уже выезжает. Юрка выбрал камень покрупнее и швырнул его прямо под гусеницу. Танк тут же взорвался и стал гореть. Сейчас пойдут автоматчики. Нужно бросить вторую гранату и, пока они будут лежать, вжавшись в землю, он успеет перебежать через дорогу к больнице. Вот они, уже рядом.
Юрка схватил второй камень и забросил его в самую гущу врагов. Через мгновенье он выскочил из канавы и, петляя как заяц, уворачиваясь от визжащих пуль, вбежал в больничный дворик.
Скрывшись за огромным тополем, он осторожно выглянул. Все было тихо. Юрка вздохнул и пошел звать Любу.
Палата "сердечников" располагалась на втором этаже.
- Люба, - закричал он, - Люб!
Ко всем окнам прильнули девчоночьи лица. А вот показалась и Люба. Махнув рукой, она вскарабкалась на подоконник и высунулась в форточку.
- Юрка, привет! Ты чего так долго не приходил?
- Нам столько уроков задавали, ужас! - вдохновенно соврал он. - А ты скоро выйдешь из больницы?
Люба выглядела такой беспомощной в застиранном больничном халатике. Ее коленки прижались к стеклу, волосы слегка растрепались, а лицо казалось чуть припухшим, будто она только что плакала. Но Юрка знал, что так бывает, когда человек долго лежит в больнице и его не пускают гулять на улицу.
- Врач сказал, что через две недели выпишут. Здесь весело. Ой! -вскрикнула она. Ее нога кого-то лягнула, голова исчезла на мгновенье из форточки и появилась снова. - Как дома дела?
- Хорошо. А я, знаешь, что тебе принес?
- Что? - Люба еще больше высунулась из окна.
И тут Юрка увидел, что у него в руках ничего нет. Крикнув Любе, чтобы она его подождала, он бросился обратно.
Банка с лапшевником как ни в чем ни бывало стояла на трубе. Юрка съехал в канаву, схватил ее покрепче и полез наверх. Уже почти выбравшись, он зацепился ногой о камень и шлепнулся. Банка, выскочив из его рук, закрутилась волчком рядом с булыжниками. Юрка на четвереньках бросился за ней и, как настоящий вратарь, накрыл ее в отчаянном прыжке. Банка была цела. Он тщательно вытер ее о штаны и побежал в больницу.
Люба все еще стояла на подоконнике, но Юрка спрятал руки за спину, чтобы ее немножко помучить.
- Угадай, что у меня здесь?
- Шоколадка, - сказала Люба не задумываясь.
- Нет.
- Апельсин.
- Нет.
- Ну, тогда... Яблоко?
- Не-а.
Юрка уже был не рад, что затеял эту игру. Сейчас она попросит велосипед или детскую железную дорогу. Лапшевник как-то совершенно терялся на фоне всех этих великолепий. Конечно, когда мама достает его из духовки, он похож на маленькое солнышко, а если запечется сильнее, то можно подумать, что он весь день загорал на пляже. И такой вкусный! А сейчас в банке все перемешалось. Будто это просто вермишель с яичницей. Шоколадка, конечно, вкуснее. Он бы тоже не отказался от шоколадки.
- Юрка, ну говори, что у тебя там?
Он поднял банку вверх.
- Лапшевник.
Девчонки за окном прыснули от смеха.
- Да-а? - как-то растерянно и смущенно протянула Люба. - А мы только что пообедали, я и не хочу совсем.
- Не хочешь? - Не поверил Юрка. - Знаешь, как вкусно! Он еще теплый.
- А ты съешь его сам. Я правда не хочу.
Юрка опять прижал к себе банку с лапшевником.
- Не хочешь? - обреченно повторил он. - Правда не хочешь?
Она нетерпеливо почесала пяткой вторую ногу.
- Я пойду тогда, - с усилием проговорил Юра. - Ты выздоравливай скорее.
Люба кричала ему вслед, чтобы он приходил еще, но Юрка только кивнул головой, едва обернувшись. Он шел и видел, как мама бережно укладывала лапшевник в банку. Ее мягкую и добрую улыбку. Мама представляла, как Люба обрадуется и будет всех вспоминать. И захочет домой еще сильнее. И не станет болеть больше никогда.
А она отказалась, как будто не хочет. Из-за этих глупых девчонок, которые объедаются апельсинами и шоколадом. Она с ними теперь заодно. Ей с нами стыдно.
Юрка, ничего не видя перед собой, перешел через дорогу и спустился в канаву. Здесь было тихо, тепло, но ему словно не хватало воздуха. Он судорожно вобрал его в себя раз, другой и вдруг отчаянно, навзрыд, заплакал...
Кольцо врагов вокруг него стягивалось в узкую петлю. Юрка зубами сорвал крышку с банки, словно чеку с гранаты, и отбросил в сторону. Сейчас прогремит взрыв...
Он вытащил из банки кусок лапшевника и сунул в рот. Новый приступ рыданий сотряс все его тело. Лапшевник вывалился изо рта, но Юрка этого даже не заметил. Обида, накатываясь вместе с рыданиями, вновь и вновь пронзительно сжимала горло...
Юрка доедал лапшевник вперемешку со слезами, обильно текущими по щекам. Вкуса его он почти не ощущал. Горький комок, словно застрявший в горле, все еще давал о себе знать.
Только когда опустела банка, иссякли и слезы. Юрка еще долго сидел в канаве, а потом выбрался наверх и поставил пустую банку на глинистую насыпь. Затем набрал с десяток камней и стал сосредоточенно обстреливать ее с разных позиций. Но банка попалась очень живучая - никак не хотела разбиваться. Тогда он набил ее камнями и бросил со всего маху вниз на трубу. Гулкое эхо взрыва прокатилось по окрестностям...
- Ты чего хулиганничаешь! - закричала тетка, проходившая мимо. - Вот я сейчас милицию позову!
"Война окончена" - подумал Юрка и побежал домой.
